Сергей Лукьяненко. “КАЙНОZОЙ”. 2 глава

Продолжение романа “КВАZИ” (2016).

Глава вторая.

— Что случилось? – спросил Найд, переминаясь на полу.
— Ну, — я откашлялся. – Во-первых – я навсегда запрещаю тебе есть шаурму на вокзалах. Поверь, сын, оно того не стоит.
Найд сел напротив, потёр кулаками глаза. Сказал:
— Хорошо. Понял. А шаверму – можно?
— Питерскую, вегетарианскую? Можно.
— Что случилось, пап? – Найд посмотрел мне в глаза.
Я вздохнул.
— Сашка, через вагон от нас ехали морячки, курсанты. Питерские. Может с экскурсии какой-то возвращались, не знаю… В общем – они потравились всем вагоном. Понемногу восстают.
— Весь вагон? – тихо спросил Найд.
Я кивнул.
— Ты всех убил? – уточнил Найд.
Я вздрогнул.
— С ума сошёл? Нет, конечно. Одного пришлось убить. Вагон изолировали. Надо бы кваzи подтянуть, но в принципе опасности нет. Вагонные двери им не выбить.
— Кваzи не любят ездить ночными поездами, — сказал Найд. – Считают это пустой тратой времени. Я… мы… ехали утренним экспрессом.
— Ну кто-то найдётся, — сказал я. – В общем ты не волнуйся. Ложись спать.
— Ты же спать не будешь?
Я покачал головой.
— Тогда я тоже, — решил Найд.
— Как хочешь. Но не спать будешь лёжа и под одеялом.
Найд хмуро посмотрел на меня, но всё-таки забрался под одеяло, лёг, глядя на меня. Я пригасил свет, облокотился на столик, глядя в окно.
И впрямь – тьма, пустота, холод. Весна выдалась ранняя, но холодная. И где-то там бродят, добывая себе пропитание, восставшие…
— Я не хочу в Питер, — тихо сказал Найд.
— Знаю. Ты мог остаться с Настей…
— Нет!
— Или с Маркиным. У него сын – твой ровесник…
— Можно я подумаю? – сонно спросил Найд. – Остаться у чужих людей в Москве и целый месяц ходить в чужую школу. Или поехать в Питер и целый месяц не ходить в школу… Я подумал! Лучше в Питер.
Найд уснул через пару минут.
Ещё через десять я тихонько вышел из купе. Зашёл в туалет и вымыл мачете. Потом прогулялся в сторону мёртвого вагона, убедился, что двери туда перекрыты, в тамбуре дежурят проводник, пара крепких мужиков и женщина-кваzи – нашли всё-таки одну. Со стороны вагона-ресторана, как отчитался проводник, тоже всё было надёжно перекрыто и охрана выставлена.
И как ни странно, меня это успокоило. Настолько хорошо, что вернувшись в купе я запер дверь, разделся, лёг и мгновенно уснул.
Под утро, когда на границе питерской кольцевой поезд незапланированного остановился на разъезде, я проснулся. Снова вышел в коридор, не утруждая себя излишними вещами – в трусах, с мачете и мобильником. Усталый проводник курил в тамбуре, нарушая все предписания. Поезд расцепляли, извлекая из его середины несчастный восьмой вагон.
Как на мой взгляд – так проще было всем доехать до московского вокзала, а там бы опытные кваzи спокойно вывели восставших и отправили в резервацию. Но тут уже играли роль соображения совсем другого порядка. Тридцать молодых моряков внезапно умерли и обратились в восставших. Один был ликвидирован безвозвратно. Что ни говори, а ЧП государственного масштаба, власти явно решили подготовить общественное мнение.
— Бедные ребята, — пробормотал проводник, глянув на меня. – Что ж случилось-то?
Я пожал плечами. Версия с несвежей шаурмой, конечно, убедительной не выглядела.
— Вам, кстати, велено из купе не выходить, — добавил проводник. – Начальник поезда сообщил. Просил даже вас запереть.
— Знаю, знаю, хотят наградить, — сказал я. – Прямо на перроне, боятся, что убегу от награды. Хотят вручить именные настольные часы от министерства путей сообщения, в виде маленького чугунного паровоза. В двенадцать часов дают гудок. Шикарная вещь, такую только для особо отличившихся выпускают!
Проводник нахмурился. Недосып явно сказался на скорости его мышления.
— Какой чугунный паровоз?
— Маленький, — я показал руками. – Или вы про модель? «ФД». Феликс Дзержинский. Впереди на котле, вместо красной звезды – циферблат. Но я не хочу брать.
— Здорово, — задумчиво сказал проводник. – А почему не хотите брать?
— Гудит громко, — объяснил я. – Днём ещё ничего, а ночью? И уголь в Москве сложно достать, а паровой котёл знаете, какой прожорливый?
— Да ну вас, — сказал проводник. – Как вы можете в такой ситуации шутить?
Я посмотрел на вагон, который оттаскивали по путям. Сказал:
— Всё лучше, чем плакать.
— Вы учтите, вас не награждать собрались, — предупредил проводник. – Посетители ресторана написали петицию, о том, что вы сознательно убили восставшего, вместо того, чтобы принять меры к задержанию. В Питере очень строго к этому относятся, знаете ли.
— Да, в Питере с восставшими всегда обращались хорошо, — согласился я. – Уже два века как. Спасибо. Я, в общем-то, догадывался.
Дожидаться пока наш поезд снова сцепят, удалив из него мёртвый вагон будто ампутировав погибший орган, я не стал. Прошёл в другой тамбур, там никого не было. Подумал секунду.
И позвонил по телефону.
— Проснулся? – спросил Маркин. Голос у него был традиционно бодрый. – Что-то рановато доехал до культурной столицы.
— Восьмой вагон отцепляют.
— Ясно. Почему сразу не сообщил?
— Не хотел будить.
— Спасибо, в итоге меня разбудили как только я заснул. Ты что творишь, Денис?
— Защищаю невинных.
— Ты ещё добавь «соблюдаю закон». Почему ты убил восставшего?
— Он собирался кинуться на женщину. Разодрал бы ей горло вмиг.
— Женщина-то хоть красивая? – спросил Маркин.
— А то!
Мой начальник хмыкнул. Спросил:
— Задержать не пробовал? Учитывая твой игривый настрой, уточняю – восставшего задержать не пробовал?
— Маркин, ты же меня знаешь, — сказал я. – Он ускоряться начал. Охотиться. Секунды оставались.
— Едва восстав — ускорился? – с сомнением спросил Маркин.
— Бывает, сам знаешь.
Маркин неохотно сказал:
— Всё бывает, конечно… От меня требуют санкцию на твоё задержание. Я, конечно, их послал. Пообещал сам разобраться и наказать.
— Кто требует?
— Кваzи, кто ж ещё… Парень был питерским, в его завещании указано согласие на восстание… Советую позвонить Бедренцу.
Я выразительно помолчал.
— Ты же всё равно едешь в их ведомство, — сказал Маркин. – И всё равно бы с ним встретился.
— Не хочу встречаться в роли просителя.
— Понимаю, — одобрил Маркин. – Но если тебя посадят до выяснения, мне будет очень трудно тебя выковыривать из питерских застенков.
Какой слог! Питерские застенки! Видать, достали Маркина безопасники кваzи…
— Позвони, — повторил Маркин. – У тебя в конце концов сын на руках, ему это надо? А мне пару часов не звони, я отключу телефон и лягу поспать.
Поезд вздрогнул – его снова сцепили. Мне дальше спать не суждено, через полчаса приедем на вокзал.
Я стоял и глядел на экран телефона.
Позвонить или попробовать обойтись без этого?

Формально у кваzи не существовало чиновников, полиции и аварийных служб. В общем – никаких государственных структур, один лишь Представитель – президент, царь, диктатор, считайте его кем угодно.
Такая ситуация, насколько я знал, была в большинстве общин кваzи, лишь в США они упрямо скопировали человеческую государственную структуру, образовав параллельное правительство и, даже, две партии – некро-демократическую и морто-республиканскую. Одну возглавлял женщино-американец, другую – чернокожий американец, в общем – всё как у людей.
Но в России, как и в большинстве стран мира, кваzи декларировали анархическую форму государственного устройства. Они занимались различными делами, но официально их должности никак не были закреплены – «инспектор» или «посланник» Представителя были той максимальной уступкой, на которую они шли.
Так что формально четыре кваzи, собравшиеся вокруг меня с Найдом, должностными лицами не являлись. Несмотря на одинаковую одежду – небесно-голубые кители, оранжевые брюки и пронзительно-жёлтые береты, несмотря на увесистые резиновые дубинки на поясах и, даже, несмотря на ту характерную «полицейскую» манеру общаться, которая остаётся у нашего брата даже после смерти.
— А я ещё раз повторяю, — сказал я. – На основании чего вы меня задерживаете? Если вы сотрудники органов охраны порядка – предъявите ваши документы.
— Ещё раз объясняю, гражданин, — сказал старший из кваzи (погонов у них не было, но все они почему-то носили на груди значки в виде маленьких красных звёздочек, так вот, у троих было по одной звёздочке, а у старшего – три). – На территории кваzи нет органов охраны порядка, поскольку нет и нарушения. Мы обычные жители Санкт-Петербурга. И мы вас не задерживаем. Мы просим добровольно пройти с нами, чтобы в неформальной обстановке, в районном отделении клуба любителей порядка, побеседовать на разные темы.
Я вздохнул. Нелепая раскраска формы (которой, конечно же, тоже не было – ну просто случайно оделись «обычные жители» одинаково) вызывала ощущение, что я попал в старую детскую книжку – и спорю сейчас с её вежливыми персонажами.
— Извините, — спросил я. – Ваша фамилия не Свистулькин?
Кваzи выглядел молодо и, возможно, книжку про Незнайку в Солнечном Городе не читал.
— Нет, — сказал он. – Фамилия моя Пеночкин, Пётр Пеночкин. А какое это имеет значение?
Я вздохнул. Над вокзалом, как и положено во время прибытия поезда, звучал гимн Санкт-Петербурга.
— Несокрушим — ты смог в года лихие
Преодолеть все бури и ветра!
С морской душой,
Бессмертен, как Россия,
Плыви, фрегат, под парусом Петра!
Найд подёргал меня за рукав. Я положил руку ему на плечо, бросил:
— Подожди, сейчас… Обычный житель Санкт-Петербурга Пётр Пеночкин, скажите, а если я откажусь пройти с вами?
— Полагаю, нам придётся быть очень убедительными, — сказал Пеночкин. С некоторым даже воодушевлением сказал, с обещанием.
— Со мной ребёнок, — сказал я.
— Ребёнка мы доставим в детский клуб временного содержания, — сообщил Пеночкин. – Не беспокойтесь.
— Папа! – требовательно сказал Найд.
Я достал из внутреннего кармана куртки удостоверение, протянул его Пеночкину. Тот даже смотреть не стал.
— Мы знаем, кто вы, капитан Денис Симонов.
— И это ничего не меняет? – спросил я.
— Усугубляет, — спокойно ответил Пеночкин.
— Отец! – совсем уж резко произнёс Найд.
Я посмотрел на него. Найд мотнул головой, взглядом указывая в сторону.
Повернувшись я увидел Михаила Бедренца.
Старый кваzи, похоже, стоял рядом уже некоторое время.
Был он, как всегда, в старомодном мятом костюме, в шляпе, при галстуке. Поверх пиджака Бедренец набросил чёрный шерстяной плащ строгого, напоминающий военный, кроя. А может быть военный, точнее военно-морской вид плащу придавал бескозырная ленточка, чёрная с золотым якорьком, которую Бедренец скрутил восьмёркой и приколол к лацкану?
— С морской душой, бессмертен… — негромко сказал я.
Бедренец покосился на ленточку. Потом уставился на гражданина Пеночкина. Тот некоторое время стоял спокойно, глядя на Бедренца, потом заёрзал, затоптался, будто ему резко захотелось в туалет.
Бедренец продолжал смотреть на него.
— Я это считаю неправильным, — сказал Пеночкин, опуская глаза.
— Идите, Петя, — мягко сказал Михаил.
Пеночкин и его товарищи молча отошли в сторону.
— Что я пропустил? – спросил я. – Вы теперь телепаты?
— Телепатия антинаучна, — сказал Бедренец строго.
— А живые покойники – очень даже научны, — кивнул я.
Михаил помедлил и протянул мне руку.
Я глубоко вздохнул.
Полгода назад, при последней встрече, мы стояли с ним у Мкада, у наглухо закрытых ворот на Рублёвку, и собирались друг друга убивать. Ну, точнее он собирался меня убить, а я его – упокоить. Если бы не прибежал Найд…
Я протянул руку и пожал горячую ладонь мёртвого полицейского.
— Не держи зла, — сказал Михаил. Опустил руку в карман, достал и протянул мне свёрнутую восьмёркой чёрную ленту. – Приколи, сегодня весь город их наденет. В память о погибших курсантах.
Я кивнул, понимая наконец-то происхождение ленты на его пиджаке.
— Здравствуй, Саша, — тем временем сказал Михаил, повернувшись к Найду. – Рад тебя видеть. Ты подрос.
— Серьёзно? – удивился я.
— Примерно на полтора сантиметра, — сказал Михаил. Протянул Найду руку, как взрослому.
Тот заложил руки за спины, молча глядя на старика.
— Ты зря на меня сердишься, — сказал Бедренец. – Я всё сделал для твоего же блага.
Найд молчал.
— Нам придётся некоторое время работать вместе с твоим отцом, — рассудительно сказал Михаил. – Мы будем постоянно встречаться. В такой ситуации бойкот малопродуктивен и крайне неудобен для обеих сторон.
Я видел, что сын размышляет.
— Здравствуйте, Михаил, — очень вежливо ответил Найд, пожимая ему руку. – Как существуете?
— Без изменений, — кивнул Бедренец. – Пойдёмте.
И мы двинулись с перрона, сквозь толчею людей и кваzи. В воздухе витал неистребимый вокзальный запах – множества человеческих тел, угля и солярки, самой разнообразной еды. Откуда он берётся, если кваzи не пахнут, на угле и солярке поезда давным-давно не ездят, пищу привозят готовую и запаянную в пластик? Не знаю. Наверное, с девятнадцатого века законсервировался, въелся в вокзальные камни.
— Моё нынешнее положение в правительстве неустойчиво, — тем временем произнёс Бедренец. Он шёл впереди, явно уверенный, что мы не отстанем. – Но я хорошо известен правоохранителям и всё ещё имею достаточно полномочий. А телепатии у нас нет. К сожалению.
— А что случилось с твоим положением? – поинтересовался я. – Ты выполнил миссию в Москве. Тебя на руках должны носить, Михаил.
— Разве ты не в курсе? – удивился Бедренец. – Ты же приехал.
— Меня отправил Маркин. Сказал, что кваzи настаивают на моей командировке в Питер, что есть проблема, по которой мне придётся работать с… с тобой.
— И никаких деталей? – удивился Бедренец. – Я же ему всё подробно написал.
— Он считает, что если я ознакомлюсь с ситуацией на месте, постепенно, то лучше войду в положение дел и добьюсь больших успехов, — неосторожно пояснил я.
— Вот как… — задумчиво сказал Михаил. – Интересная точка зрения…
Мы прошли мимо бюстов Петру Первому и Ленину, с недавних пор установленных в здании вокзала рядом. Великий русский император и великий русский революционер неприязненно смотрели друг на друга. Ну а что поделать, поставили – терпи.
— Так что случилось? – спросил я.
— Пожалуй, я приму точку зрения твоего начальства и буду вводить тебя в ход дела постепенно, — сказал Михаил. – Сейчас поселитесь, сходим пообедать, потом отведём Александра гулять в парк и поговорим.
— Какой парк? – возмутился Найд. – Я не маленький, меня не надо никуда отводить!
— Но мы же не можем таскать тебя с собой.
— Я к друзьям пойду, — заявил Найд. – Я могу сам о себе позаботиться.
— Это верно, — согласился Михаил. – Друзей у тебя в Питере много, найдёшь, чем заняться… Вот мы и пришли.
Я остановился, глядя на огромную велосипедную стоянку перед вокзалом, на площади Восстания. Сказал:
— Да ладно. Ты, конечно, шутишь.
— У нас не очень принято передвигаться на автомобильном транспорте, — сказал Михаил строго. – Не стоит выделяться. Я заказал велосипед для тебя, а Найду привёз его собственный.
— Ну нафиг… — простонал я, глядя, как Михаил отстёгивает от креплений замок велосипеда. – А чемодан?
— Я увезу, — уверенно сказал Бедренец, похлопав по багажнику над задним колесом. – Тут стояло креслице Саши, я его три года возил, ни разу не уронил.
Найд, к моему удивлению, засмеялся и даже погладил свой велосипед по рулю. Потом посерьёзнел:
— Надо седло поднять… и шины ты опять перекачал…
— Я десять лет на велосипеде не ездил, — в панике сказал я. – Михаил, ты серьёзно? Скажи мне, что это шутка? Она удалась! Михаил, ты ведь шутишь, да?

Хорошо, что не было снега.
Я почему-то думал, что нас поселят на Марата, в прошлом несколько раз доводилось там останавливаться. Но мы проехали по Невскому, свернули на набережную Фонтанки. Бедренец, что неудивительно, оказался прекрасным велосипедистом, ноги у него работали быстро и чётко, будто рычаги у паровозных колёс. Не застёгнутый плащ развевался за плечами, кваzи не слишком-то боятся холода.
Найд вообще слился со своим велосипедом воедино. То уезжал вперёд, то отпускал руки и с явным наслаждением ехал без руля, форсил, как это принято у мальчишек. Я вдруг виновато подумал, что ни разу не задался этим вопросом, не предложил ему купить велосипед в Москве, а ведь он в Питере привык к двум колёсам. Впрочем, зимой у нас не особо-то и поездишь.
Ну а я – я тоже ехал. Вцепившись в прорезиненные ручки руля, мгновенно ставшие мокрыми от пота. Изо всех сил крутя педали. Куртка сбилась на поясе вверх, пиджак под ней явно смялся и топорщился, рубашка вылезла из штанов и поясницу холодил весенний воздух. Нет ничего нелепее, чем ехать на велосипеде в костюме.
Но ведь у Бедренца получалось!
И у всех этих кваzи и людей, что катили по питерским улицам и проспектам на велосипедах – тоже. Некоторые везли детей, многие – вещи. Некоторые были одеты для велопрогулок, но большинство – в самой обычной одежде, и никаких трудностей или смущений это у них не вызывало. Помимо обычных велосипедов я заметил и электровелосипеды, и сигвеи, и моноколёса, и электроскейты, и электросамокаты. В общем – весь набор экологически чистых городских транспортных средств. Для машин, даже на Невском, осталось только по одной полосе в каждую сторону.
— Ты мог мне хотя бы электрический велосипед подогнать? – спросил я, с натугой успевая за Михаилом.
— Боялся тебя обидеть, — не оборачиваясь ответил кваzи.
— Чем?
— Ты мог решить, что я принижаю твои физические способности.
Наверное, он всё-таки издевался? Или говорил всерьёз?
С набережной мы свернули в переулок имени казахского поэта Джамбула. Здесь, у старого четырёхэтажного дома (впрочем, в центре Питера мало не старых домов) с магазином «Тульские самовары» на первом этаже, Михаил остановился.
— Я буду долго гнать велосипед, — пробормотал я, останавливая своего железного коня. В ногах начали болеть какие-то мышцы, о которых я давно забыл. Хотелось походить на раскоряку. Ощущения в седалище заставляли вспомнить о казни путём посажения на кол. – Нет! Не смогу я целый день на велосипедах ездить, Михаил. Даже на электрических.
Бедренец посмотрел на меня с сочувствием.
— Хорошо, Денис. Я подумаю, что можно сделать. Велосипеды пока оставим в парадном.
Парадное было обычным подъездом, даже не слишком просторным. Квартира оказалась на четвёртом этаже. Лифта, конечно, в этом здании не было. Но я уже не роптал.

Через час мы сидели в кафешке поблизости и завтракали. К счастью, хотя бы в этом вопросе Михаил не стал погружать меня в питерскую атмосферу целиком – кафе не было вегетарианским, мне приготовили яичницу. Найд, заказавший вначале хлопья с апельсиновым соком, тоже попросил омлет – видимо, чтобы дистанцироваться от Бедренца. Но Михаила, конечно, такими глупостями было не пронять.
— Очень рад, что ты стал есть больше белковой пищи, — мимоходом заметил он, чем явно испортил Найду аппетит. – Вам удалось выспаться?
Я кивнул, подцепляя с тарелки желток.
— По телевиденью только и говорят о случившемся, — сказал Бедренец. – Тридцать погибших моряков. Массовое отравление.
— Уже понятно, чем они отравились?
— Да. Си-Пей. Синтетическое боевое отравляющее вещество, блокирует прохождение нервных импульсов. Убивает мгновенно, через несколько минут начисто разлагается на безвредные составляющие. Официально нигде не производится, неофициально – есть на вооружение спецподразделений всего мира.
Я опустил вилку и уставился на Бедренца. Осторожно спросил:
— Ты хочешь сказать…
— Да, их убили. Отравили весь вагон. Остатки ампулы нашли почти сразу – её забросили в систему кондиционирования воздуха. А ты что думал? Мне передали, что ты всем твердил про несвежую шаверму. Из-за этого к тебе и привязались – нельзя же всерьёз нести такой бред.
— Нет, ну про шаурму я шутил… — я глянул на Найда, тот укоризненно смотрел на меня. – От нервов. Нет, конечно. Я в одном купе банку грибов видел открытую. Решил, что ботулизм.
— Ты подумал, что все они сразу, одновременно наелись испорченных грибов? – скептически спросил Михаил.
— Ну… да, — я почувствовал себя идиотом.
— Инкубационный период при ботулизме – несколько часов.
— Я не специалист, — огрызнулся я. – Что я мог ещё подумать? Целый вагон военных моряков отравлен боевым ядом? Это шпионский фильм какой-то. Эпохи первой или второй холодной войны. Я, знаешь ли, привык иметь дело с бытовыми смертями. Жена обиделась на мнение мужа о её стряпне и ударила его паштетом, например. Или двое мужчин выпили, поспорили о влиянии Ницше на развязывание второй мировой войны и принялись колотить друг друга. Или…
— Денис.
Я замолчал.
— Мы полагали, что ты едешь в восьмом вагоне.
— Почему?
— В письме из Москвы было так написано. Может спутали, может не на ту цифру нажали. «Капитан Денис Симонов прибудет в Санкт-Петербург поездом 054, вагон 8».
Найд быстро поднял голову, посмотрел на меня, но ничего не сказал. Продолжил ковырять омлет.
— Нас хотели убить, — сказал я.
— Полагаю, что убить хотели только тебя, — поправил Михаил. – Вряд ли Александр представляет для них интерес. Но тебя убить хотели очень сильно. Настолько, что не мелочились, решили уничтожить весь вагон.
— Хорошо, что не весь поезд, — машинально сказал я.
— Хорошо, — кивнул Михаил.
Я вспомнил весёлую толпу молодых моряков, толпящуюся у входа в вагон. И как мы с Найдом некоторое время шли рядом с ними, а потом в сутолоке у вагона ещё и остановились – я полез за старомодными бумажными билетами, которые всегда по привычке распечатываю, а Найд ныл, что вагон у нас шестой, он точно помнит, у него на смартфоне билеты есть, только смартфон сел…
Со стороны, наверное, выглядело так, будто мы собираемся сесть именно в восьмой вагон.
Бедные курсанты.
— Но это, полагаю, снимает с меня все подозрения? – спросил я. – Можешь передать вашим питерским дружинникам, что я — как цесарка.
— Что? – Бедренец не понял.
— Как жена цезаря. Вне подозрений.
— Обычно когда тебе тоскливо, ты довольно удачно остришь, — сказал Михаил. – Но сейчас не получилось.
Я кивнул.
— Понимаю. Можете ещё Сашу допросить.
— Ты про Александру Фадееву, которую упомянул в рапорте, товарищ Симонов, папа Александра? – спросил Михаил небрежно.
Пару секунд я обдумывал его слова.
Потом беззвучно выматерился.
— Полагаю, она импровизировала на ходу, — продолжал Бедренец. – Имя взяла у твоего сына, потому что это подсознательно вызывало у тебя доверие. Фамилию – другого писателя тех лет. Нагло, но сработало.
— То есть её не было в поезде? – уточнил я.
— Женщина была, её видели. Скорее всего, билет она покупала под именем Ольга Чехова. Скорее всего, тайно вышла из поезда на границе Питера, когда отцепляли восьмой вагон.
— Я ведь даже проснулся, — заметил я. – Вышел в тамбур… с проводником пообщался.
— Не было похоже на то, что в купе кто-то заглядывал в твоё отсутствие? – спросил Михаил.
Я вздрогнул, глядя на Найда. Тот пожал плечами.
— Не знаю, — сказал я. – Как-то и в голову не пришло… Ольга Чехова… чем-то знакомое имя.
— Старая русско-немецкая актриса первой половины двадцатого века. Гитлер её очень любил, несмотря на русское происхождение. Ещё, говорят, была агентом НКВД. Спроси Маркина, он точно скажет.
— Ну ты же не хочешь сказать…
Бедренец вздохнул.
— Нет, конечно. Та Чехова давным-давно умерла, шансов восстать у неё не больше, чем у Наполеона. Но если фальшивое имя выбрано не случайно, то это интересный штрих.
Я подумал немного и кивнул. Перед глазами стояла «Ольга Чехова», она же «Александра Фадеева». Блин, красивая женщина. Такие не должны быть убийцами. Ладно, такие имеют право из ревности застрелить соперницу или мужа-обманщика! Но уж никак не отравить вагон мальчишек-курсантов!
— Как у тебя-то? – спросил Бедренец мягче.
— Всё нормально, — ответил я.
— Как Настя?
— А что Настя? Тоже нормально. Днюет и ночует на работе. Ты же понимаешь.
— Она хороший сотрудник, но мне казалось, что любовь к тебе для неё важнее, — осторожно сказал Бедренец.
Я улыбнулся.
— Если бы даже и так? Неужели ты думаешь, Михаил, что я стал бы жить с мёртвой женщиной, которую когда-то любил?
Старый кваzи посмотрел мне в глаза. Потом покачал головой.
— Нет, Денис. Ты бы не стал.